Top.Mail.Ru
Top.Mail.Ru
 

ПУТЬ КОНКВИСТАДОРОВ

Николай Гумилев. Путь конквистадоров

1905

Источник публикации: gumilev.ru

Я КОНКВИСТАДОР В ПАНЦИРЕ ЖЕЛЕЗНОМ...

Я конквистадор в панцире железном,

Я весело преследую звезду,

Я прохожу по пропастям и безднам

И отдыхаю в радостном саду.


Как смутно в небе диком и беззвездном!

Растет туман… но я молчу и жду

И верю, я любовь свою найду…

Я конквистадор в панцире железном.


И если нет полдневных слов звездам,

Тогда я сам мечту свою создам

И песней битв любовно зачарую.


Я пропастям и бурям вечный брат,

Но я вплету в воинственный наряд

Звезду долин, лилею голубую.

С ТОБОЙ Я БУДУ ДО ЗАРИ...


С тобой я буду до зари,

На утро я уйду

Искать, где спрятались цари,

Лобзавшие звезду.


У тех царей лазурный сон

Заткал лучистый взор;

Они — заснувший небосклон

Над мраморностью гор.


Сверкают в золоте лучей

Их мантий багрецы,

И на сединах их кудрей

Алмазные венцы.


И их мечи вокруг лежат

В каменьях дорогих,

Их чутко гномы сторожат

И не уйдут от них.


Но я прийду с мечом своим.

Владеет им не гном!

Я буду вихрем грозовым,

И громом и огнем!


Я тайны выпытаю их,

Все тайны дивных снов,

И заключу в короткий стих,

В оправу звонких слов.


Промчится день, зажжет закат,

Природа будет храм,

И я прийду, прийду назад,

К отворенным дверям.


С тобою встретим мы зарю,

На утро я уйду,

И на прощанье подарю

Добытую звезду.

ПЕСНЬ ЗАРАТУСТРЫ

Юные, светлые братья

Силы, восторга, мечты,

Вам раскрываю объятья,

Сын голубой высоты.


Тени, кресты и могилы

Скрылись в загадочной мгле,

Свет воскресающей силы

Властно царит на земле.


Кольца роскошные мчатся,

Ярок восторг высоты;

Будем мы вечно встречаться

В вечном блаженстве мечты.


Жаркое сердце поэта

Блещет, как звонкая сталь.

Горе, не знающим света!

Горе, обнявшим печаль!

CREDO


Откуда я пришел, не знаю…

Не знаю я, куда уйду,

Когда победно отблистаю

В моем сверкающем саду.


Когда исполнюсь красотою,

Когда наскучу лаской роз,

Когда запросится к покою

Душа, усталая от грез.


Но я живу, как пляска теней

В предсмертный час большого дня,

Я полон тайною мгновений

И красной чарою огня.


Мне все открыто в этом мире —

И ночи тень, и солнца свет,

И в торжествующем эфире

Мерцанье ласковых планет.


Я не ищу больного знанья

Зачем, откуда я иду.

Я знаю, было там сверканье

Звезды, лобзающей звезду,


Я знаю, там звенело пенье

Перед престолом красоты,

Когда сплетались, как виденья,

Святые белые цветы.


И жарким сердцем веря чуду,

Поняв воздушный небосклон,

В каких пределах я ни буду,

На все наброшу я свой сон.


Всегда живой, всегда могучий,

Влюбленный в чары красоты.

И вспыхнет радуга созвучий

Над царством вечной пустоты.

ГРЕЗА НОЧНАЯ И ТЕМНАЯ


На небе сходились тяжелые, грозные тучи,

Меж них багровела луна, как смертельная рана,

Зеленого Эрина воин, Кухулин могучий

Упал под мечем короля океана, Сварана.


И волны шептали сибиллы седой заклинанья,

Шатались деревья от песен могучего вала,

И встретил Сваран исступленный в грозе ликованья

Героя героев, владыку пустыни, Фингала.


Друг друга сжимая в объятьях, сверкая доспехом,

Они начинают безумную, дикую пляску,

И ветер приветствует битву рыдающим смехом,

И море грохочет свою вековечную сказку.


Когда я устану от ласковых, нежных объятий,

Когда я устану от мыслей и слов повседневных —

Я слышу, как воздух трепещет от гнева проклятий,

Я вижу на холме героев, могучих и гневных.

ПЕСНЯ О ПЕВЦЕ И КОРОЛЕ


Мой замок стоит на утесе крутом

В далеких, туманных горах,

Его я воздвигнул во мраке ночном,

С проклятьем на бледных устах.


В том замке высоком никто не живет,

Лишь я его гордый король,

Да ночью спускается с диких высот

Жестокий, насмешливый тролль.


На дальнем утесе, труслив и смешон,

Он держит коварную речь,

Но чует, что меч для него припасен,

Не знающий жалости меч.


Однажды сидел я в порфире златой,

Горел мой алмазный венец —

И в дверь постучался певец молодой,

Бездомный, бродячий певец.


Для всех, кто отвагой и силой богат,

Отворены двери дворца;

В пурпуровой зале я слушать был рад

Безумные речи певца.


С красивою арфой он стал недвижим,

Он звякнул дрожащей струной,

И дико промчалась по залам моим

Гармония песни больной.


«Я шел один в ночи беззвездной

В горах с уступа на уступ

И увидал над мрачной бездной,

Как мрамор белый, женский труп.


«Влачились змеи по уступам,

Угрюмый рос чертополох,

И над красивым женским трупом

Бродил безумный скоморох.


«И смерти дивный сон тревожа,

Он бубен потрясал в руке,

Над миром девственного ложа

Плясал в дурацком колпаке.


«Едва звенели колокольца,

Не отдаваяся в горах,

Дешевые сверкали кольца

На узких, сморщенных руках.


«Он хохотал, смешной, беззубый,

Скача по сумрачным холмам,

И прижимал больные губы

К холодным, девичьим губам.


«И я ушел, унес вопросы,

Смущая ими божество,

Но выше этого утеса

Не видел в мире ничего».


Я долее слушать безумца не мог,

Я поднял сверкающий меч,

Певцу подарил я кровавый цветок

В награду за дерзкую речь.


Цветок зазиял на высокой груди,

Красиво горящий багрец…

«Безумный певец, ты мне страшен, уйди».

Но мертвенно бледен певец.


Порвалися струны, протяжно звеня,

Как арфу его я разбил

За то, что он плакать заставил меня,

Властителя гордых могил.


Как прежде в туманах не видно луча,

Как прежде скитается тролль,

Он бедный не знает, бояся меча,

Что властный рыдает король.


По прежнему тих одинокий дворец,

В нем трое, в нем трое всего:

Печальный король и убитый певец

И дикая песня его.

РАССКАЗ ДЕВУШКИ


В вечерний час горят огни…

Мы этот час из всех приметим,

Господь, сойди к молящим детям

И злые чары отгони!


Я отдыхала у ворот

Под тенью милой, старой ели,

А надо мною пламенели

Снега неведомых высот.


И в этот миг с далеких гор

Ко мне спустился странник дивный,

В меня вперил он взор призывный,

Могучей негой полный взор.


И пел красивый чародей:

«Пойдем со мною на высоты,

Где кроют мраморные гроты

Огнем увенчанных людей.


«Их очи дивно глубоки,

Они прекрасны и воздушны,

И духи неба так послушны

Прикосновеньям их руки.


«Мы в их обители войдем

При звуках светлого напева

И там ты будешь королевой,

Как я могучим королем.


«О, пусть ужасен голос бурь,

И страшны лики темных впадин,

Но горный воздух так прохладен

И так пленительна лазурь».


И эта песня жгла мечты,

Дарила волею мгновенья

И наряжала сновиденья

В такие яркие цветы.


Но тих был взгляд моих очей,

И сердце, ждущее спокойно,

Могло ль прельститься цепью стройной,

Светло-чарующих речей.


И дивный странник отошел,

Померкнул в солнечном сияньи,

Но внятно — тяжкое рыданье

Мне повторял смущенный дол.


В вечерний час горят огни…

Мы этот час из всех приметим,

Господь, сойди к молящим детям

И злые чары отгони.

ДЕВА СОЛНЦА

I

Могучий царь суров и гневен,

Его лицо мрачно, как ночь,

Толпа испуганных царевен

Бежит в немом смятеньи прочь.


Вокруг него сверкает злато,

Алмазы, пурпур и багрец,

И краски алого заката

Румянят мраморный дворец.


Он держит речь в высокой зале

Толпе разряженных льстецов,

В его глазах сверканье стали,

А в речи гул морских валов.


Он говорит: «Еще ребенком

В глуши окрестных деревень

Я пеньем радостным и звонким

Встречал веселый, юный день.


Я пел и солнцу и лазури,

Я плакал в ужасе глухом,

Когда безрадостные бури

Царили в небе голубом.


Явилась юность — праздник мира,

В моей груди кипела кровь

И в блеске солнечного пира

Я увидал мою любовь.


Она во сне ко мне слетала,

И наклонялася ко мне,

И речи дивные шептала

О золотом, лазурном дне.


Она вперед меня манила,

Роняла белые цветы,

Она мне двери отворила

К восторгам сладостной мечты.


И чтобы стать ее достойным,

Вкусить божественной любви,

Я поднял меч к великим войнам,

Я плавал в злате и крови.


Я стал властителем вселенной,

Я Божий бич, я Божий глас,

Я царь жестокий и надменный,

Но лишь для вас, о лишь для вас.


А для нее я тот же страстный

Любовник вечно молодой,

Я тихий гимн луны, согласной

С бесстрастно блещущей звездой.


Рабы, найдите Деву Солнца

И приведите мне, царю,

И все дворцы, и все червонцы,

И земли все я вам дарю».


Он замолчал и все мятутся,

И отплывают корабли,

И слуги верные несутся,

Спешат во все концы земли.


II

И солнц и лун прошло так много,

Печальный царь томяся ждет,

Он жадно смотрит на дорогу,

Склонясь у каменных ворот.


Однажды солнце догорало

И тихо теплились лучи,

Как песни вышнего хорала,

Как рати ангельской мечи.


Гонец примчался запыленный,

За ним сейчас еще другой,

И царь, горящий и влюбленный,

С надеждой смотрит пред собой.


Как звуки райского напева,

Он ловит быстрые слова,

«Она живет, святая дева…

О ней уже гремит молва…


Она пришла к твоим владеньям,

Она теперь у этих стен,

Ее народ встречает пеньем

И преклонением колен.


И царь навстречу деве мчится,

Охвачен страстною мечтой,

Но вьется траурная птица

Над венценосной головой.


Он видит деву, блеск огнистый

В его очах пред ней потух,

Пред ней, такой невинной, чистой,

Стыдливо-трепетной, как дух.


Лазурных глаз не потупляя,

Она идет, сомкнув уста,

Как дева пламенного рая,

Как солнца юная мечта.


Одежды легкие, простые

Покрыли матовость плечей,

И нежит кудри золотые

Венок из солнечных лучей.


Она идет стопой воздушной,

Глаза безмерно глубоки,

Она вплетает простодушно

В венок степные васильки.


Она не внемлет гласу бури,

Она покинула дворцы,

Пред ней рассыпались в лазури

Степных закатов багрецы.


Ее душа мечтой согрета,

Лазурность манит впереди,

И волны ласкового света

В ее колышутся груди.


Она идет перед народом,

Она скрывается вдали,

Так солнце клонит лик свой к водам,

Забыв о горестях земли.


И гордый царь опять остался

Безмолвно-бледен и один,

И кто-то весело смеялся,

Бездонной радостью глубин.


Но глянул царь орлиным оком,

И издал он могучий глас,

И кровь пролилася потоком,

И смерть как буря пронеслась.


Он как гроза, он гордо губит

В палящем зареве мечты,

За то, что он безмерно любит

Безумно-белые цветы.


Но дремлет мир в молчаньи строгом,

Он знает правду, знает сны,

И Смерть, и Кровь даны нам Богом

Для оттененья Белизны.

ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ


Осенней неги поцелуй

Горел в лесах звездою алой,

И песнь прозрачно-звонких струй

Казалась тихой и усталой.


С деревьев падал лист сухой,

То бледно-желтый, то багряный,

Печально плача над землей

Среди росистого тумана.


И солнце пышное вдали

Мечтало снами изобилья

И целовало лик земли

В истоме сладкого бессилья.


А вечерами в небесах

Горели алые одежды

И, обагренные, в слезах,

Рыдали Голуби Надежды.


Летя в безмирной красоте,

Сердца к далекому манили

И созидали в высоте,

Венки воздушно-белых лилий.


И осень та была полна

Словами жгучего напева,

Как плодоносная жена,

Как прародительница Ева.


*

В лесу, где часто по кустам

Резвились юные дриады,

Стоял безмолвно-строгий храм,

Маня покоем колоннады.


И белый мрамор говорил

О царстве Вечного Молчанья

И о полете гордых крыл,

Неверно-тяжких, как рыданье.


А над высоким алтарем

В часы полуночных видений

Сходились, тихие, вдвоем

Две золотые девы-тени.


В объятьях ночи голубой,

Как розы радости мгновенны,

Они шептались меж собой

О тайнах Бога и вселенной.


Но миг, и шепот замолкал,

Как звуки тихого аккорда,

И белый мрамор вновь сверкал

Один, задумчиво и гордо.


И иногда, когда с небес

Слетит вечерняя прохлада,

Покинув луг, цветы и лес,

Шалила юная дриада.


Входила тихо, вся дрожа,

Залита сумраком багряным,

Свой белый пальчик приложа

К устам душистым и румяным.


На пол, горячий от луча,

Бросала пурпурную розу

И убегала, хохоча,

Любя свою земную грезу.


Её влечет её стезя

Лесного, радостного пенья,

А в этом храме быть нельзя

Детям греха и наслажденья.


И долго роза на полу

Горела пурпурным сияньем

И наполняла полумглу

Сребристо-горестным рыданьем.


Когда же мир, восстав от сна,

Сверкал улыбкою кристалла,

Она, печальна и одна,

В безмолвном храме умирала.


*

Когда ж вечерняя заря

На темном небе угасает

И на ступени алтаря

Последний алый луч бросает,


Пред ним склоняется одна,

Одна, желавшая напева

Или печальная жена,

Или обманутая дева.


Кто знает мрак души людской,

Ее восторги и печали?

Они эмалью голубой

От нас закрытые скрижали.


Кто объяснит нам, почему

У той жены всегда печальной

Глаза являют полутьму,

Хотя и кроют отблеск дальний?


Зачем высокое чело

Дрожит морщинами сомненья,

И меж бровями залегло

Веков тяжелое томленье?


И улыбаются уста

Зачем загадочно и зыбко?

И страстно требует мечта,

Чтоб этой не было улыбки?


Зачем в ней столько тихих чар?

Зачем в очах огонь пожара?

Она для нас больной кошмар,

Иль правда, горестней кошмара.


Зачем, в отчаяньи мечты,

Она склонилась на ступени?

Что надо ей от высоты

И от воздушно-белой тени?


Не знаем! Мрак ночной глубок,

Мечта — пожар, мгновенья — стоны;

Когда ж забрезжится восток

Лучами жизни обновленной?


*

Едва трепещет тишина,

Смеясь эфирным синим волнам,

Глядит печальная жена

В молчаньи строгом и безмолвном.


Небес далеких синева

Твердит неясные упреки,

В ее душе зажглись слова

И манят огненные строки.


Они звенят, они поют

Так заклинательно и строго:

«Душе измученной приют

В чертогах Радостного Бога;


«Но Дня Великого покров

Не для твоих бессильных крылий,

Ты вся пока во власти снов,

Во власти тягостных усилий.


«Ночная, темная пора

Тебе дарит свою усладу,

И в ней живет твоя сестра —

Беспечно-юная дриада.


«И ты еще так любишь смех

Земного, алого покрова

И ты вплетаешь яркий грех

В гирлянды неба голубого.


«Но если ты желаешь Дня

И любишь лучшую отраду,

Отдай объятиям огня

Твою сестру, твою дриаду.


«И пусть она сгорит в тебе

Могучим, радостным гореньем,

Молясь всевидящей судьбе,

Её покорствуя веленьям.


«И будет твой услышан зов,

Мольба не явится бесплодной,

Уйдя от радости лесов,

Ты будешь божески-свободной».


И душу те слова зажгли,

Горели огненные стрелы

И алый свет и свет земли

Предстал, как свет воздушно-белый


*

Песня Дриады


Я люблю тебя, принц огня,

Так восторженно, так маняще,

Ты зовешь, ты зовешь меня

Из лесной, полуночной чащи.


Хоть в ней сны золотых цветов

И рассказы подруг приветных,

Но ты знаешь так много слов,

Слов любовных и беззаветных.


Как горит твой алый камзол,

Как сверкают милые очи,

Я покину родимый дол,

Я уйду от лобзаний ночи.


Так давно я ищу тебя

И ко мне ты стремишься тоже,

Золотая звезда, любя,

Из лучей нам постелет ложе.


Ты возьмешь в объятья меня

И тебя, тебя обниму я,

Я люблю тебя, принц огня,

Я хочу и жду поцелуя.


*

Цветы поют свой гимн лесной,

Детям и ласточкам знакомый,

И под развесистой сосной

Танцуют маленькие гномы.


Горит янтарная смола,

Лесной дворец светло пылает

И голубая полумгла

Вокруг, как бабочка, порхает.


Жених, как радостный костер,

Горит могучий и прекрасный,

Его сверкает гордый взор,

Его камзол пылает красный.


Цветы пурпурные звенят:

«Давайте места, больше места,

Она идет, краса дриад,

Стыдливо-белая невеста».


Она, прекрасна и тиха,

Не внемля радостному пенью,

Идет в объятья жениха

В любовно-трепетном томленьи.


От взора ласковых цветов

Их скрыла алая завеса,

Довольно песен, грез и снов

Среди лазоревого леса.


Он совершен, великий брак,

Безумный крик всемирных оргий!

Пускай леса оденет мрак,

В них было счастье и восторги.


*

Да, много, много было снов

И струн восторженно звенящих

Среди таинственных лесов,

В их голубых, веселых чащах.


Теперь открылися миры

Жене божественно-надменной,

Взамен угаснувшей сестры

Она узнала сон вселенной.


И, в солнца ткань облечена,

Она великая святыня,

Она не бледная жена,

Но венценосная богиня.


В эфире радостном блестя,

Катятся волны мировые,

А в храме Белое Дитя

Творит святую литургию.


И Белый Всадник кинул клик,

Скача порывисто-безумно,

Что миг настал, великий миг,

Восторг предмирный и бездумный.


Уж звон копыт затих вдали,

Но вечно - радостно мгновенье!

...И нет дриады, сна земли,

Пред ярким часом пробужденья.

СКАЗКА О КОРОЛЯХ


«Мы прекрасны и могучи,

Молодые короли,

Мы парим, как в небе тучи,

Над миражами земли.


В вечных песнях, в вечном танце

Мы воздвигнем новый храм.

Пусть пьянящие багрянцы

Точно окна будут нам.


Окна в Вечность, в лучезарность,

К берегам Святой Реки,

А за нами пусть Кошмарность

Создает свои венки.


«Пусть терзают иглы терний

Лишь усталое чело,

Только солнце в час вечерний

Наши кудри греть могло.


«Ночью пасмурной и мглистой

Сердца чуткого не мучь;

Грозовой, иль золотистой

Будь же тучей между туч.


*

Так сказал один влюбленный

В песни солнца, в счастье мира,

Лучезарный, как колонны

Просветленного эфира,


Словом вещим, многодумным

Пытку сердца успокоив,

Но смеялись над безумным

Стены старые покоев.


Сумрак комнат издевался,

Бледно-серый и угрюмый,

Но другой король поднялся

С новым словом, с новой думой.


Его голос был так страстен,

Столько снов жило во взоре,

Он был трепетен и властен,

Как стихающее море.


Он сказал: «Индийских тканей

Не постигнуты узоры,

В них несдержанность желаний,

Нам неведомые взоры.


«Бледный лотус под луною

На болоте, мглой одетом,

Дышет тайною одною

С нашим цветом, с белым цветом.


И в безумствах теокалли

Что-то слышится иное.

Жизнь без счастья, без печали

И без бледного покоя.


«Кто узнает, что томится

За пределом наших знаний

И, как бледная царица,

Ждет мучений и лобзаний».


*

Мрачный всадник примчался на черном коне,

Он закутан был в бархатный плащ

Его взор был ужасен, как город в огне,

И как молния ночью, блестящ.


Его кудри как змеи вились по плечам,

Его голос был песней огня и земли,

Он балладу пропел молодым королям,

И балладе внимали, смутясь, короли.


*

«Пять могучих коней мне дарил Люцифер

И одно золотое с рубином кольцо,

Я увидел бездонность подземных пещер

И роскошных долин молодое лицо.


«Принесли мне вина — струевого огня

Фея гор и властительно — пурпурный Гном,

Я увидел, что солнце зажглось для меня,

Просияв, как рубин на кольце золотом.


«И я понял восторг созидаемых дней,

Расцветающий гимн мирового жреца,

Я смеялся порывам могучих коней

И игре моего золотого кольца.


«Там, на высях сознанья — безумье и снег…

Но восторг мой прожег голубой небосклон,

Я на выси сознанья направил свой бег

И увидел там деву, больную, как сон.


«Ее голос был тихим дрожаньем струны,

В ее взорах сплетались ответ и вопрос,

И я отдал кольцо этой деве Луны

За неверный оттенок разбросанных кос.


«И смеясь надо мной, презирая меня,

Мои взоры одел Люцифер в полутьму,

Люцифер подарил мне шестого коня

И Отчаянье было названье ему».


*

Голос тягостной печали,

Песней горя и земли,

Прозвучал в высоком зале,

Где стояли короли.


И холодные колонны

Неподвижностью своей

Оттеняли взор смущенный,

Вид угрюмых королей.


Но они вскричали вместе,

Облегчив больную грудь:

«Путь к Неведомой Невесте

Наш единый верный путь.


«Полны влагой наши чаши,

Так осушим их до дна,

Дева Мира будет нашей,

Нашей быть она должна!


«Сдернем с радостной скрижали

Серый, мертвенный покров,

И раскрывшиеся дали

Нам расскажут правду снов.


«Это верная дорога,

Мир иль наш, или ничей,

Правду мы возьмем у Бога

Силой огненных мечей».


*

По дороге их владений

Раздается звук трубы,

Голос царских наслаждений,

Голос славы и борьбы.


Их мечи из лучшей стали,

Их щиты, как серебро,

И у каждого в забрале

Лебединое перо.


Все, надеждою крылаты,

Покидают отчий дом,

Провожает их горбатый,

Старый, верный мажордом.


Верны сладостной приманке,

Они едут на закат,

И смущаясь поселянки

Долго им вослед глядят,


Видя только панцирь белый,

Звонкий, словно лепет струй,

И рукою загорелой

Посылают поцелуй.


*

По обрывам пройдет только смелый…

Они встретили Деву Земли,

Но она их любить не хотела,

Хоть и были они короли.


Хоть безумно они умоляли,

Но она их любить не могла,

Голубеющим счастьем печали

Молодых королей прокляла.


И больные, плакучие ивы

Их окутали тенью своей,

В той стране, безнадежно-счастливой,

Без восторгов и снов и лучей.


И венки им сплетали русалки

Из фиалок и лилий морских,

И, смеясь, надевали фиалки

На склоненные головы их.


Ни один не вернулся из битвы…

Развалился прадедовский дом,

Где так часто святые молитвы

Повторял их горбун мажордом.


*

Краски алого заката

Гасли в сумрачном лесу,

Где измученный горбатый

За слезой ронял слезу.


Над покинутым колодцем

Он шептал свои слова,

И бесстыдно над уродцем

Насмехалася сова:


«Горе! Умерли русалки,

Удалились короли,

Я, беспомощный и жалкий,

Стал властителем земли.


Прежде я беспечно прыгал,

Царский я любил чертог,

А теперь сосновых игол

На меня надет венок.


А теперь в моем чертоге

Так пустынно ввечеру;

Страшно в мире… страшно, боги…

Помогите… я умру…»


Над покинутым колодцем

Он шептал свои слова,

И бесстыдно над уродцем

Насмехалася сова.

КОГДА ИЗ ТЕМНОЙ БЕЗДНЫ ЖИЗНИ...


Когда из темной бездны жизни

Мой гордый дух летел, прозрев,

Звучал на похоронной тризне

Печально-сладостный напев.


И в звуках этого напева,

На мраморный склоняясь гроб,

Лобзали горестные девы

Мои уста и бледный лоб.


И я из светлого эфира,

Припомнив радости свои,

Опять вернулся в грани мира

На зов тоскующей любви.


И я раскинулся цветами,

Прозрачным блеском звонких струй,

Чтоб ароматными устами

Земным вернуть их поцелуй.


ЛЮДЯМ НАСТОЯЩЕГО...


Для чего мы не означим

Наших дум горячей дрожью,

Наполняем воздух плачем,

Снами, смешанными с ложью.


Для того-ль, чтоб бесполезно,

Без блаженства, без печали

Между Временем и Бездной

Начертить свои спирали.


Для того-ли, чтоб во мраке,

Полном снов и изобилья,

Бросить тягостные знаки

Утомленья и бессилья.


И когда сойдутся в храме

Сонмы радостных видений,

Быть тяжелыми камнями

Для грядущих поколений.

ЛЮДЯМ БУДУЩЕГО


Издавна люди уважали

Одно старинное звено,

На их написано скрижали:

Любовь и Жизнь — одно.

Но вы не люди, вы живете,

Стрелой мечты вонзаясь в твердь,

Вы слейте в радостном полете

Любовь и Смерть.


Издавна люди говорили,

Что все они рабы земли

И что они, созданья пыли,

Родились и умрут в пыли.

Но ваша светлая беспечность

Зажглась безумным пеньем лир,

Невестой вашей будет Вечность,

А храмом — мир.


Все люди верили глубоко,

Что надо жить, любить шутя,

И что жена — дитя порока,

Стократ нечистое дитя.

Но вам бегущие годины

Несли иной нездешний звук

И вы возьмете на Вершины

Своих подруг.

ПРОРОКИ


И ныне есть еще пророки,

Хотя упали алтари,

Их очи ясны и глубоки

Грядущим пламенем зари.


Но им так чужд призыв победный,

Их давит власть бездонных слов,

Они запуганы и бледны

В громадах каменных домов.


И иногда в печали бурной,

Пророк, не признанный у нас,

Подъемлет к небу взор лазурный

Своих лучистых, ясных глаз.


Он говорит, что он безумный,

Но что душа его свята,

Что он, в печали многодумной,

Увидел светлый лик Христа.


Мечты Господни многооки,

Рука Дающего щедра,

И есть еще, как он, пророки —

Святые рыцари добра.


Он говорит, что мир не страшен,

Что он Зари Грядущей князь…

Но только духи темных башен

Те речи слушают, смеясь.

РУСАЛКА


На русалке горит ожерелье

И рубины греховно-красны,

Это странно-печальные сны

Мирового, больного похмелья.

На русалке горит ожерелье

И рубины греховно-красны.


У русалки мерцающий взгляд,

Умирающий взгляд полуночи,

Он блестит, то длинней, то короче,

Когда ветры морские кричат.

У русалки чарующий взгляд,

У русалки печальные очи.


Я люблю ее, деву-ундину,

Озаренную тайной ночной,

Я люблю ее взгляд заревой

И горящие негой рубины…

Потому что я сам из пучины,

Из бездонной пучины морской.

НА МОТИВЫ ГРИГА


Кричит победно морская птица

Над вольной зыбью волны фиорда,

К каким пределам она стремится?

О чем ликует она так гордо?


Холодный ветер, седая сага

Так властно смотрят из звонкой песни,

И в лунной грезе морская влага

Еще прозрачней, еще чудесней.


Родятся замки из грезы лунной,

В высоких замках тоскуют девы,

Златые арфы так многострунны,

И так маняще звучат напевы.


Но дальше песня меня уносит,

Я всей вселенной увижу звенья,

Мое стремленье иного просит,

Иных жемчужин, иных каменьев.


Я вижу праздник веселый, шумный,

В густых дубравах ликует эхо,

И ты проходишь мечтой бездумной,

Звеня восторгом, пылая смехом.


А на высотах, столь совершенных,

Где чистых лилий сверкают слезы,

Я вижу страстных среди блаженных,

На горном снеге алеют розы.


И где-то светит мне образ бледный,

Всегда печальный, всегда безмолвный…

…Но только чайка кричит победно

И гордо плещут седые волны.

ОСЕНЬ


По узкой тропинке

Я шел, упоенный мечтою своей,

И в каждой былинке

Горело сияние чьих-то очей.


Сплеталися травы

И медленно пели и млели цветы,

Дыханьем отравы

Зеленой, осенней светло залиты.


И в счастье обмана

Последних холодных и властных лучей

Звенел хохот Пана

И слышался говор нездешних речей.


И девы-дриады,

С кристаллами слез о лазурной весне,

Вкусили отраду,

Забывшись в осеннем, божественном сне.


Я знаю измену,

Сегодня я Пана ликующий брат,

А завтра одену

Из снежных цветов прихотливый наряд.


И грусть ледяная

Расскажет утихшим волненьем в крови

О счастье без рая,

Глазах без улыбки и снах без любви.

ИНОГДА Я БЫВАЮ ПЕЧАЛЕН


Иногда я бываю печален,

Я забытый, покинутый бог,

Созидающий, в груде развалин

Старых храмов, грядущий чертог.


Трудно храмы воздвигнуть из пепла,

И бескровные шепчут уста,

Не навек-ли сгорела, ослепла

Вековая, Святая Мечта.


И тогда надо мною, неясно,

Где-то там в высоте голубой,

Чей-то голос порывисто-страстный

Говорит о борьбе мировой.


«Брат усталый и бледный, трудися!

Принеси себя в жертву земле,

Если хочешь, чтоб горные выси

Загорелись в полуночной мгле.


Если хочешь ты яркие дали

Развернуть пред больными людьми,

Дни безмолвной и жгучей печали

В свое мощное сердце возьми.


Жертвой будь голубой, предрассветной.

В темных безднах беззвучно сгори…

…И ты будешь Звездою Обетной,

Возвещающей близость зари.

ПО СТЕНАМ ОПУСТЕВШЕГО ДОМА


По стенам опустевшего дома

Пробегают холодные тени,

И рыдают бессильные гномы

В тишине своих новых владений.


По стенам, по столам, по буфетам

Все могли-бы их видеть воочью,

Их, оставленных ласковым светом,

Окруженных безрадостной ночью.


Их больные и слабые тельца

Трепетали в тоске и истоме,

С той поры, как не стало владельца

В этом прежде смеявшемся доме.


Сумрак комнат покинутых душен,

Тишина с каждым мигом печальней,

Их владелец был ими ж задушен

В темноте готической спальни.


Унесли погребальные свечи,

Отшумели прощальные тризны,

И остались лишь смутные речи,

Да рыданья, полны укоризны.


По стенам опустевшего дома

Пробегают холодные тени,

И рыдают бессильные гномы

В тишине своих новых владений.

Печатается по: Николай Гумилев. Собрание сочинений в 4-х томах.
Изд-во книжного магазина Victor Kamkin, Inc. Вашингтон, 1962.